«Начальником всех писателей в стране Советов был Даниил Хармс. Сам Хармс не писал романов, но все писатели - даже те, кто писали романы, - ему подчинялись. Так было заведено. А если какое-нибудь стихотворение или роман Хармсу не нравился, Хармс приказывал автору свое произведение сжечь. Ослушаться никто не мог. А еще Хармс сам мог написать про любого писателя и ославить его.»
Митьки
В истории русской, да и всей мировой литературы найдется немного литературных судеб, подобных судьбе Даниила Хармса. Феномен писателя, зарабатывающего на жизнь талантливыми произведениями, день за днем создающего - безо всякой надежды на опубликование - блестящие стихи, прозу, драмы, принадлежащие истинно "большой" литературе, конечно, был определен реалиями коммунистического диктата в нашей стране в 20-30-х годах. Но надо иметь в виду, что "второе рождение" писателя, начавшееся через двадцать пять лет после его смерти и продолжающееся до сих пор, есть факт сегодняшней жизни, сегодняшнего бытия, к коему мы - исследователи и читатели - причастны. Сейчас особенно ясно, что не только литературное "сегодня", но и история литературы разворачивается на наших глазах, а это накладывает особые обязательства, ибо мы волей-неволей совмещаем в себе хармсовских адресатов в "большом времени" и тех его современников, которым так и не суждено было узнать о том, чьими современниками они являлись. С учетом этого и построена настоящая дипломная работа, объединившая дневники Хармса - взгляд на себя и на эпоху "изнутри", его произведения.
Писать о человеческой судьбе Хармса, страшной и, увы, не абсурдной, а закономерной, тяжело. "Мир ловил меня, но так и не поймал", - написано на могиле малороссийского философа Григория Сковороды. Мир ловил, но так и не поймал Хармса (убил - да, конечно, но не поймал); а "значит, жизнь победила смерть неизвестным для меня способом".
